Последний, кто к вечеру остался играть против Абрахама — мужчина с оторванным левым ухом и жуткими шрамами на руках. Его тяжелый меч, приставленный к столу, легко соперничал в габаритах с секирой Гая, весь вечер медитативно потягивавшего пенное.
— Что?! — раненным бизоном взревел странник. — Да как такое возможно! Два белых рыцаря третий кон подряд!
Он шлепнул ладонью о стол, а когда поднял, то там оказалась пара пехотинцев в зеленой броне. Одна из самых популярных карточных ига, распространенных в тех или иных изменениях по всему Безымянному Миру, чем-то напоминала смесь покера, игры в кости и какой-нибудь стратегической настолки из мира Земли.
Неро обожал в неё играть, а Хаджар так особо и не разобрался в правилах. Тем более они постоянно менялись от региона к региону.
— Ну, — развел руками Абрахам. — что я могу сказать… Чистое везение и ничего иного.
Шенси подмигнул страннику в своей привычной насмешливо-ехидной манере и широким жестом загреб всю кучу добра на свою часть стола.
— Да к демонам! — шрамированный потянул к рукояти своего клинка.
В ту же секунду вся, изрядно опустевшей и утихомирившаяся к вечеру таверна, застыла. Хаджар же абсолютно индифферентно взирал на происходящее. Кто бы ни был этот вояка, но он явно плохо понимал, в каком месте оказался.
Простому обывателю всегда кажется, что в таких местах, как «Пятое Копыто» — лучше не появляться к позднему часу. И, от части, это действительно так. Но факт в том, что точно так же думают и все те, у кого либо силенок не хватает, либо кишка тонковата.
Поэтому днем в столь злачных заведениях всегда шумно, потому что выпивохи и к первым петухам готовы залить зенки, а вот вечером… вечером здесь тоже, иногда, шумно, но в основном все сидят по своим группкам и что-то решают, обсуждают и им совсем не интересны подобные личности.
— Смерть близко.
Тенью коршуна Гай оказался позади вояки и крепко сжал того за запястье. Хаджар все еще понятия не имел, какой силой обладали Полуликий с Шенси, но точно не той, что они изначально выставили на всеобщее обозрение.
Просто потому, что безухий мечник обладал силой Пикового Безымянного с искрой терны внутри. Иными словами, не будь здесь, предположительно, Хаджара или Лэтэи, то Шенси пришлось бы изрядно попотеть, чтобы скрутить этого здоровяка.
Но Гай… он остановил его всего одним движением.
Какое-то время мечник и Полуликий играли в гляделки, а затем:
— Ублюдки, — сплюнул на пол шрамированный и, выдернув руку, закинул меч за плечо и, развернувшись, направился к выходу.
— Будем рады видеть вас снова, — помахал ему вслед Шенси.
Вояка остановился посередине таверны, выругался и только после этого, пинком открыв двери, вышел на улицу. Там, среди ярких ночных огней, гуляли люди. В костюмах зверей и монстров, они пели песни, танцевали вокруг зажженных на площадях костров.
Украшенный Ракрадин встречал праздник «Осенних Сумерек». И, судя по размаху, это был чуть не главный праздник города.
Хаджар, всю жизнь собиравший легенды и местный фольклор, не мог отказать себе в вопросе.
— Абрахам?
— М? — промычал старый плут, жадно считавший монеты. Если ему попадалась какая-нибудь замасленная или посеревшая, он тщательно очищал их о цветастую жилетку.
— Ты ведь человек уже не молодой.
Кто-то за столом прокашлялся, Густаф улыбнулся, а Гай лишний раз напомнил, что…
— Смерть близко.
— Спасибо дружище, — похлопал его по плечу Абрахам. — И тебе, спасибо, генерал. Нет, я понимаю, дорога молодым и все такое, но ты не охренел ли часом?
Хаджар позволил себе небольшую улыбку.
— Что за праздник такой? — спросил Хаджар. — Никогда не слышал о подобном.
На самом деле традиции и верования Безымянного Мира могли сильно разнится между собой, но их корень, обычно, был одним. Различались только те наросты, что появились на древе истории разных регионов. И вот о празднике Осенних Сумерек Хаджар никогда прежде не слышал ни в одной из легенд.
Это делало местное событие чем-то уникальным и новым.
— Я…
— Что может знать этот старый плут о великом празднике Ракрадина?! — тот самый смазливый жиголо, что безуспешно пытался завладеть вниманием Иции. — Позвольте мне, барду Экзаелсу, славному во всех городах Чужих Земель, — на этих словах немногочисленная аудитория, оставшаяся в таверне, обменялась недоумевающими взглядами. Видимо о славе Экзаелса никто, кроме него самого, особого ничего не слышал. — рассказать вам, достопочтенным гостям Ракредина, откуда есть пошла слава нашего славного праздника.
— А он из местных? — шепнула Лэтэя.
— Нет, — пожала плечами Иция. — кажется из южных земель.
Хаджар собирался попросить Абрахама продолжить рассказ, но тот, внезапно, посвятил все свое внимание смазливому барду. Как, собственно, и Гай.
Экзаелс же, настроив струны своей лютни, начал петь песню. Увы, пел он её на незнакомом Хаджару языке, так что рифмы перевод нейросети сохранить не смог.
Хоть песня и была красива, но в записи в каталог памяти нейро-модуля она пришла простым текстом:
— Эта история, — начал мелодичным баритоном Экзаелс. — началась в те времена, когда боги постепенно покидали наши земли, а миры духов и демонов отдалились, оставляя смертных наедине друг с другом. С их грехами, добродетелями и смертью.
Гай едва заметно тронул маску ладонью, а в таверне постепенно становилось все тише и тише. Даже свет, казалось, прислушивался к старой балладе и мерцал, погружая таверну в сумерки.
Может о славе Экзаелса никто ничего и не слышал, но даже глухой определил свет таланта по этим нескольким нотам и стихам.
Хаджар жалел, что не сможет оставить в записи именно песню, а не её записанный текстом смысл.
— Когда еще поднимались к небу шпили дворцов и не пали стены замков, — продолжил песню Экзаелс. Он сидел на импровизированной сцене в виде барной стойки и постукивал пяткой по пустому бочонку, придавая музыке еще и ритм. — Странствующий горшечник, проклятый на вечные скитания в поисках возлюбленной, заключил договор с королем прошлого.
Хаджар помнил эти легенду. Легенду, по которой Горшечник стал нарекаться Серым Генералом. Легенду, по которой от всего его войска никого не осталось, только пустые комплекты брони и сам — вечно одинокий странник, бредущий по дорогам Безымянного Мира в поисках пути на седьмое небо.
— Но мало кто знает, что стало с королем, — пел Экзаелс. — Королем, чье королевство погрузилось в свои последние — осенние сумерки. Так началась эта история. Так её пела мне моя мать, а её — её мать, и матерь её матерей. И теперь спою её вам и я. И, может, если мы будем внимательны, то услышим шепот последнего короля Чужих Земель.
Глава 1624
Глава 1624
Экзаелс взял небольшую театральную паузу, будто хотел, чтобы каждый из тех, кто остался в таверне проникся всей важностью момента. Но народ оказался не из тех, что будут пускать слюни по старым легендам или смазливым музыкантам. Так что, прокашлявшись, бард продолжил.
— Много ли вы слышали истории о дворцах и замках, достопочтенные сэры и прекрасные леди, — пел Экзаелс. Его пальцы быстро, но нежно бежали по струнам, и музыка постепенно укутывала зал теплым одеянием ранней осени. — Замок, что сложен из моих стихов, а дороги к нему — из струн, нельзя называть самым большим или самым крепким. Его шпили не тянулись к кудрям Ирмарила и крыши не могли пронзить сердце бродяги блеском драгоценных металлов.
Перед внутренним взором Хаджара сам собой возник пусть и крупный, но простой замок, построенный и служащий лишь одной цели — защищать тех, кто укрылся за стенами внутри.
— И все же, каждый, кто проходил эти места, не смел поднять ни руки, ни меча на многочисленные деревни и городки, разбросанные по пределам королевства, — Экзаелс дернул струну и затих, а затем, когда убедился, что внимание всей таверны приковано не к его рукам, а к его лицу — снова ударил по струнам. — пусть так и было лишь в прошлом. Теперь же черный замок надгробной плитой возвышался над выжженными и мертвыми землями. Здесь Радужные Эльфы больше не пели своих песен, а их прекрасные дворцы, умещавшие в совиных гнездах и бутонах цветков, сгорели и прахом развеялись по ветру. Люди не танцевали вокруг костров, а единственный огонь, что горел — вечно чадящие поля битвы.